Бомбардировки, беспредел оккупантов и долгожданное обретение свободы. Братья Шмелевские пережили каждое мгновение войны в Мелитополе.
Стас и Влад Шмелевские – основатели украинского бренда головных уборов Shmelevsky Hats. Братья родом из Мелитополя, где одного из них и застало вторжение российских войск. О начале войны, эвакуации из Мелитопля и возобновлении бизнеса с нуля они рассказали изданию Vogue.
24 февраля
- В ночь на 24 февраля я проснулся от грохота: бомбили мелитопольский аэродром. Сразу понял, что началась война. Базовые вещи уже были собраны, потому что еще за несколько месяцев до вторжения не покидало ощущение, что все это произойдет. Но я продолжал надеяться на лучшее.
Написал брату, он был в Киеве и, как и многие киевляне, первые дни провел в метро, прячась от бомбардировок. Потом позвонила мама, я взял собаку, рюкзак с собранными вещами и пошел к ней. На выходе из подъезда увидел, как жители соседнего дома массово уезжают. В такие моменты ничего не волнует, кроме безопасности близких. Уже через несколько часов стало известно, что город оккупирован.
Протесты в Мелитополе
- Главное чувство в оккупации - опустошение, тревога и ощущение того, что хочется хоть как-то сопротивляться ситуации. У многих мелитопольцев были похожие чувства, поэтому люди выходили на митинги, которые были достаточно массовыми и во многом отчаянными.
На первом митинге некоторые буквально ложились под военную технику, препятствуя ее движению; толкали БТРы и машины оккупантов.
На втором российские солдаты уже начали стрелять перед митингующими, сначала в воздух, а затем произвели несколько выстрелов просто так, перед людьми. Человеку, который стоял в четырех метрах от меня выстрелили в ногу. Несмотря на угрозу жизни, мы продолжали стоять и пели гимн Украины. Это было потрясающе.
Позднее привезли ОМОН, который жестоко разогнал людей. В результате – многие перестали выходить, опасаясь за собственную жизнь
Жизнь в оккупации и беспредел захватчиков
- "Жизнь" в оккупации трудно назвать жизнью. Невозможно чувствовать себя в безопасности, когда по центральным улицам города ездит военная техника врага и ходят вражеские солдаты с автоматами. Также периодически слышны выстрелы и взрывы.
Мой досуг тогда ограничивался короткими встречами с друзьями, чтобы выгулять собаку и узнать новости: интернет, мобильную связь и даже радио периодически глушили. О последних событиях узнавали через "сарафанное радио". Свет и воду тоже отключали. В некоторых районах к моменту моего отъезда они и не появились.
Законов в оккупации нет. В твой дом в любой момент могут ворваться и сделать что угодно, остановить на улице и отвезти куда захотят. Ты ничего не можешь с этим поделать. Это вызывало либо тотальную ненависть, либо желание закрыться дома и даже не дышать. Выходивших на митинг людей находили и приходили с «профилактическими беседами», избивали и говорили что-то вроде «где ты был 8 лет?».
Похищение людей и мародерство стало нормой. Так, например, водитель, с которым мы уезжали из Мелитополя, был в десятидневном плену у чеченцев.
Конечно, есть те, кто закрывает глаза и старается не замечать того, что происходит. Обычно они говорят «главное, что не бомбят». Однако большинство все же осознает риски, но не хочет бросать дома. У некоторых просто нет денег, чтобы уехать и жить где-то еще.
Долгожданная эвакуация
- Жизнь в оккупации – это существование. Когда появилась возможность уехать, мы этим воспользовались. По-настоящему понимаешь, что такое оккупация, только когда уезжаешь. После отъезда я еще долго сознавал, что уже можно не говорить шепотом и не оглядываться по сторонам. Почти все знакомые и друзья, которым удалось выехать, чувствовали примерно то же самое.
Читайте также «Больницы Мелитополя заполнены рашистами, которые покалечили сами себя».