Принудительная паспортизация и мобилизация, силовое давление, захват экономических ресурсов, создание псевдоучреждений и масштабная пропагандистская машина.
Со всем этим ассоциируется российская оккупация в оккупированном Мелитополе. Но, кроме системных действий РФ, есть еще одно измерение оккупации — человеческое.
Мелитопольцы, оставшиеся в городе, проходят свой сложный путь, который сопровождается героизмом, страданиями, сомнениями и, неизбежно для значительной части из них, коллаборационизмом. Этот путь не измерить только материальными или физическими потерями. Он состоит и из тяжелой моральной борьбы и эмоционального восприятия ситуации, с которыми сталкивается лично каждый житель оккупированных территорий. На общую картину жизни на ВОТ влияет и то, как ее жителей видят граждане на свободной части Украине.
Существует ли стандартная технология оккупации, которую реализует Россия на разных территориях Украины? Как отличить выживание от коллаборационизма? И как государству сохранить доверие жителей ВОТ и не допустить пропасти между теми, кто был в оккупации, и теми, кто ее избежал?
Обыденность технологии оккупации
Если внимательно присмотреться к реакциям жителей разных оккупированных территорий Украины, то они проходят схожие этапы восприятия ситуации. Начинается все с веры в быстрое окончание оккупации и возвращение к прежней жизни. На фоне кровопролитных боевых действий и затягивания развязки растет готовность принять любую стабилизацию ситуации (чем умело пользуются оккупанты).
Чем дольше оккупанты находится на украинских землях, тем больше граждане вынуждены с ними взаимодействовать. Неизбежное взаимодействие с оккупантами провоцирует страхи у простых граждан, что им придется нести ответственность, а люди на свободной территории не поймут специфики вынужденного выживания. Россия дезинформацией активно подпитывает эти страхи, убеждая граждан в их «запятнанности» перед Украиной и, соответственно, безальтернативности нынешнего состояния дел.
По мнению военного психолога Олега Покальчука, российская технология оккупации не отличается оригинальностью и в свое время применялась нацистами.
«Сначала — террор, потом была так называемая операция «Ночь и туман», когда люди исчезали без суда и следствия. Соответственно, это опирается на алгоритмы динамики человеческого поведения, которое сначала пытается примитивизироваться к своему выживанию, а потом искать возможности социализации, если новая социализация будет казаться необратимой. Динамика этой новой социализации насчитывает примерно 2,5–3 года», — отмечает Олег Покальчук.
Таким образом, через какое-то время люди адаптируются и принимают новые правила игры, нравятся они им или нет. Уже после деоккупации граждане будут иначе оценивать динамику своей жизни в оккупации, но человеческое поведение стандартно. «Во Франции Движение сопротивления на самом деле было совсем небольшим в начале, оно состояло из испанцев, евреев, немецких коммунистов и бежавших от гитлеровцев советских военных. Классик философии и литературы Жан-Поль Сартр спокойно преподавал в колледже при нацистах. А потом уже задним числом, когда дошло до горячего, все побежали записываться к партизанам, в Движение сопротивления. Вплоть до того, что десятилетиями потом себе приписывали заслуги и симпатии к Движению сопротивления», — подчеркивает Покальчук.
Таким образом, время пребывания в оккупации имеет критическое значение. «Условно говоря, если бы мы в 2017 году отвоевали Донбасс, то у нас было бы значительно больше шансов на реинтеграцию в социальном и политическом плане остававшегося там населения», — обращает внимание на влияние времени на последствия оккупации психолог.
Кроме нацистского опыта, Россия опирается на советский тип пропаганды без какого-либо учета реальности. Это одновременно ее и слабая, и сильная стороны. Российская пропаганда нам часто кажется смешной, поскольку она оторвана от жизни на временно оккупированных территориях и выглядит карикатурой. Но если ее регулярно употреблять, она превращается в эффективный яд.
И есть еще третья составляющая российской технологии — разведывательная, диверсионная, информационная работа, которая влияет на локальные группы населения или даже на отдельных людей. Как отмечает Олег Покальчук, в общеоккупационном тренде россиян сейчас много нестыковок. Можно предположить, что они связаны с аморфностью целей самой российской «спецоперации» и попытками россиян корректировать их в зависимости от развития событий на боевых и дипломатических фронтах.
Осознание стандартной динамики оккупации во всей ее обыденности должно предотвратить соблазн переложить ответственность на жителей оккупированных территорий. Этот соблазн может настичь тех, кто никогда не был в оккупации, у кого нет там родственников и кто находится далеко от таких территорий. При этом Россия всегда с радостью способствует и будет способствовать отчуждению между согражданами на свободных и оккупированных территориях.
«Это этакая шкала Богардуса, индекс социальной дистанции: если вы там чего-то не понимаете или не знаете, то оно для вас значительно дальше и тревожнее, является потенциальным носителем определенной опасности. Я думаю, что это будет серьезной социальной проблемой, которая сейчас, собственно, зарождается. Потому что люди в тылу осознанно и подсознательно пытаются отгородиться от реалий и обстоятельств войны — они четко стараются позиционироваться как люди вне войны. То есть они вроде бы в курсе, что она идет, но таким волшебным способом хотят обезопасить себя ментально, жертвуя теми, кто находится на оккупированных территориях, за счет этакой своей принципиальности, безжалостности и высокой патриотичности, которая в них самих не всегда проявляется в действиях, но они требуют этого от людей под оккупацией», — так Олег Покальчук описывает проблемные аспекты восприятия людей с оккупированных территорий на свободной части Украины.
Никогда не надо забывать, что люди находятся именно в оккупации, неизбежно определяетющей их поведение. Первоочередная проблема — сама оккупация со стороны России, а не то, как люди в ней выживают. Тем более мы, как правило, видим публичные проявления жизни людей на ВОТ из информационных источников оккупанта. У которого свои расчеты, что показывать, а что скрывать.
Харизматичным примером информационной ловушки оккупанта является демонстрация примеров «приветствий» российской армии отдельными жителями захваченных территорий. Которые, к сожалению, провоцируют среди некоторых общественных групп Украины настроения «а за кого мы боремся».
Во-первых, в таких эмоциональных реакциях игнорируется тот факт, что Россия в результате боевых действий провела зачистку населения и кардинально изменила его политический и культурный состав. Во-вторых, проявления «радости» гражданских никак не могут быть верифицированы во время бомбардировок и под дулами автоматов кадыровцев.
Другой пример — Крым, в отношении которого даже части украинского общества удалось навязать мысль о «незаконном референдуме, но его крымчане хотели». У двух примеров российских манипуляций есть общие черты: они идут именно от россиян и реализованы тогда, когда люди грубой силой уже поставлены перед фактом захвата территории. Поэтому, собираясь комментировать в социальных сетях «зраду» жителей ВОТ, нужно остановиться и вспомнить несколько вещей. Эти неприятные видео из захваченных городов мы увидели только потому, что этого захотел оккупант. И фигуранты российских пропагандистских видео находятся не на курорте, а в оккупации.
Осознание обстоятельств, в которых проживают украинцы на оккупированных территориях, не освобождает никого от ответственности за сознательное содействие оккупации и российской армии. Но есть принципиальная разница между огульным обвинением всех жителей оккупированных территорий и привлечением к ответственности конкретных коллаборантов и преступников. Способность видеть эту разницу — лучший ответ манипуляциям на оккупированных территориях.
Стратегия выживания жителей оккупированных территорий, или Как «пропетлять»
У граждан есть разные мотивы оставаться на оккупированных территориях. У одних нет внутренних сил или материальных ресурсов строить новую жизнь в другом регионе. Другие не могут оставить своих беспомощных родственников или сама мысль покинуть родительский дом для них неприемлема. Кто-то сохраняет надежду на быстрое возвращение нормальной жизни. Либо у кого-то есть политические иллюзии о планах россиян, как и мотивы остаться, — стратегии поведения в оккупации тоже разные.
Часть граждан стараются максимально оградиться от реальности, избегая любых контактов с оккупационными администрациями. Эта стратегия, безусловно, заслуживает большого уважения, но угрожает негативными последствиями для граждан. Ведь они так или иначе должны выживать, получать пенсию и зарплату либо учить своих детей. После полномасштабного вторжения россияне значительно быстрее, чем это было в ОРДЛО, ликвидируют возможности граждан игнорировать оккупационные администрации. К примеру, на новозахваченных территориях уже озвучены прямые угрозы родителям, которые не хотят отправлять детей в школы оккупантов. Другие граждане, наоборот, независимо от своих политических взглядов, стараются максимально адаптироваться под новые реалии и найти в них свое место.
Военный психолог Олег Покальчук считает, что у жителей оккупированных территорий есть две опции. Первая — это физически выжить. «Никто не имеет права требовать от людей пожертвовать своей жизнью без гарантий того, что эта жертва не будет напрасной», — подчеркивает Покальчук. Вторая опция — моральный барьер. «Одно дело, когда оккупант тебе говорит подметать улицу, а другое — когда говорит принимать участие в каких-то идеологических оккупантских преференциях или укреплении оккупационной власти. Здесь всегда можно найти возможность, как говорится, «пропетлять». Я думаю, что украинцы в этом мастера», — считает военный психолог.
Первоочередная задача государства — объяснить своим гражданам разрешенное и запрещенное. Еще до полномасштабного вторжения России на базе Представительства президента Украины в АР Крым была разработана Концепция переходного правосудия. Она предполагает, в частности, необходимость законодательно закрепить основания для амнистии лиц, причастных к боевым действиям, но не совершавших военных преступлений. Также государство планировало установить основы применения люстрации к лицам, выполнявшим функции публичной власти на временно оккупированных территориях. Была и попытка предоставить гражданам на ВОТ необходимые ориентиры в проекте закона о принципах государственной политики переходного периода, который, впрочем, не нашел поддержки народных депутатов Украины и авторитетных международных организаций. Новая агрессия РФ лишь заострила необходимость определить, что такое «хорошо» и что такое «плохо», и какой будет ответственность за конкретные формы взаимодействия простых граждан с оккупантом. В первую очередь это нужно самим людям, которые должны знать, на основании каких принципов они могут выстраивать свою стратегию выживания.
Будет большим преувеличением утверждать, что в 2022 году государство четко объясняет гражданам грань между выживанием и коллаборацией с оккупантом. Эти объяснения часто формируются на марше и зависят от развития событий. Для «гибкости» призывов чиновников к жителям ВОТ есть объективные причины: динамичная линия фронта и шансы на деоккупацию в ближайшее время. Но важно стараться свести к минимуму неопределенность и непроговоренность неприемлемых для государства форм взаимодействия граждан с оккупационными администрациями. Вакуум всегда заполняется, и Россия уже сейчас лживо пугает работников коммунальных предприятий планами Украины привлечь их к ответственности за работу в критической инфраструктуре. «Страшилки» россиян абсолютно безосновательны, но нужно неутомимо их опровергать.
Новые общественные расколы
Война не только объединяет общество, но и создает новые потенциальные линии раскола. «Тыловое общество», когда оно придет в себя от этих страхов войны, будет стараться повысить самооценку за счет перепозиционирования себя «бóльшими украинцами» и подавления, притеснения, унижения людей, бывших в оккупации, — продолжает Олег Покальчук. — Тут может возникнуть досадная ситуация, и это надо предвидеть, потому что такие вещи нужно полностью пресекать заранее. Мы видели это по 2014 году и отношению к переселенцам из оккупированных территорий Донецкой и Луганской областей. Здесь дело еще в том, что одни испуганные люди будут пытаться унижать других испуганных людей».
По мнению военного психолога, задача государства может заключаться в том, что оно объявит или конкретно покажет, что оснований для опасений больше нет в принципе, — обнулить эту ситуацию до заводских настроек. «И тогда упрощение этой социальной коммуникации покажет какие-то реальные экономические проблемы, социальные проблемы, которые можно будет технически утрясать. Потому что мы же политическая нация, мы сильно мистифицируем и усугубляем и без того существующий драматизм. Минимизировать этот драматизм, в том числе и страх — одна из задач государственного руководства», — говорит Олег Покальчук.
Уже ощущается разница между восприятием текущей ситуации в спокойных и опасных регионах. Одни излучают оптимизм и верят в быструю победу, а другие не видят никаких перспектив. Причины разницы в видении понятны, но важно, чтобы они не переросли в новые длительные линии раздела.
В условиях войны, к сожалению или к счастью, государство несет основную ответственность за сохранение целостности общества. Но, к сожалению, мы мало говорили и думали об этом после начала войны в 2014-м.