Экс-гауляйтер Акимовки Максим Зубарев после покушения на него выпал из обоймы лидеров мнений Мелитопольщины. А ведь славы-то хочется. Вот и решил побаловать невзыскательную публику стишатами собственного производства.
Объяснений проснувшемуся поэтическому рвению, кроме желания легкой славы, немного. Нам кажется, что виной всему оторванные во время взрыва нога и гениталии Зубарева. После которого предателя попросту забыли. А забвения страшная штука для публичного человка.
Впрочем, сам Зубарев пишет, что эта хворь с ним приключилась давно. “Решил поделиться частичкой себя, подарить свои стихи… Пишу стихи, потом подбираю музыку и записываю”, - признается экс-гауляйтер.
Какой щедрый, видите ли, товарищ! Ногой с партизанами поделился, стихами – с публикой.
Итак, что же нам приготовил поэт-гауляйтер?
Лишь тень на солнце упадет, И ночь окутывает землю,
И мрак пьянящий взор зовет Бездонной черной тенью.
Сходу поправ и без того незамысловатый ритмический рисунок, Максимка как бы дал понять, что он в вопросе стихосложения авторитетов и правил не признает. Плюс свежая рифма “землю-тенью” также приоткрывает завесу недюжинного потенциала экс-гауляйтера.
Но это, граждане, только начало!
Огни мерцают, звездный свет, Луна на темном небосклоне,
Куда зовет холодный свет, Дух человека устремленный,
Таким образом, мсье Зубарев подвинул с первого места королей рифмы “кеды-полукеды” и “три рубля-четыре рубля” простым и гениальным решением: а зачем вообще подбирать слова, если “свет” прекрасно рифмуется со словом “свет”?
Надежда гордости полна, Но образ вечности безликий,
И вера в то, что жизнь одна, Нам дарят образы великих.
В вышеуказанном отрывке Зубарев попытался пофилософствовать, однако смешались в кучу кони-люди: некая гордая надежда противопоставляется безликой вечности, а образы великих, в свою очередь, дарят нам веру в то, что жизнь одна.
В Украине об этом сказали давно и проще: “На городі бузина, а в Києві дядько, я тебе за те люблю, що у тебе перстень”.
И гениальность бросит взор На мир прекрасный и забытый:
Он станет, будто холст открытый. И по прошествии времен
Не будет больше божества, Не будет странствий и религий,
Все вдруг сольется как река. В бурлящем грознейшем порыве,
Как и в предыдущем случае, проследить логическую связь между гениальностью, которая смотрит на открытый, будто холст, мир, и прошествием времен, когда не будет божества, странствий и религий одновременно, не представляется возможным.
Ну, и "грОзнейший порыв" - тоже люкс.
Пройдет век глупости и зла, И канет эра заблуждений,
И человек – сын бога Ра, Взойдет, не знающий сомнений.
Тут назревает еще один важный вопрос: какой-такой сын бога Ра взойдет, и куда он взойдет, если буквально в предыдущих строках Зубарев авторитетно уверял, что электричество кончилось и божества больше не будет, как и религий в целом?
…Вывод из этой истории один - Зубарев такой же бездарный поэт, как и руководитель.
И вопрос ему хочется задать только один, булгаковский, который поэт Бездомный задавал Воланду: “Вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?”